Опубликовано в лит.-журнале
"Жемчужина" № 6, Брисбен. 2001
"Страна отцов" 2004 г.,, Брисбен, Австралия.
СНЕЖНЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Посвящается дорогому другу и ученице - доктору Флоре Б.
Этот невероятный случай произошёл в середине апреля 76-го года, когда путешествие по России было ещё связано со множеством сложных препятствий, когда русский народ старательно оберегали от вредного влияния западного мира. Редко удавалось иностранцам приподнять уголок железного занавеса и, хотя бы одним глазком, заглянуть за кулисы... да и то
случайно! Впрочем, то, что им порой доводилось увидеть, бывало настолько неправдоподобно, что если бы они даже и вздумали кому-нибудь об этом рассказать, то им бы просто никто не поверил... Вероятно оттого некоторые иностранцы, совершенно безнаказанно, клеветали на русских - денег, или сенсации ради, они бессовестно выдумывали всевозможные небылицы: поверят - ладно, а не поверят - так не всё ли равно! Иные - зная, что им всё равно не поверят, а может и ограждая кого-то - молчали. Молчали долгие годы...
Флоре было тогда лет 25. Это была девушка - точно такая же, как и её имя - и лицом и характером яркая, и живая как огонь, но в то же время мягкая и бездонно мечтательная. С чисто южнославянским темпераментом Флора рвалась в Россию. Она очень любила путешествовать, но в Россию стремилась неспроста. Много чудес приходилось ей слышать об этой загадочной стране - таких чудес, что порою она совершенно серьёзно опасалась за здравый рассудок рассказчиков. Прожив всю свою жизнь на западе, её сильный, холодный ум был с детства приучен всё анализировать и отвергать непроверенный или непрошенный "авторитет". Однако, несмотря на то, что разум всегда одерживал победу над предрассудками, сербские корни Флоры сказывались: песни матери, её сказки и легенды, унесённые из родного края, её рассказы о побеге из Сербии во время войны - с детства заронили в душу Флоры непонятную тоску, тягу ко всему славянскому и, в частности - русскому.
И вот мечта сбылась: Флора отправилась в путешествие по России. Небольшой роскошно-комфортабельный автобусик иностранной фирмы, с группой туристов самых разнообразных национальностей, пересёк заветную русскую границу и теперь несётся по выбитой просёлочной дороге. Флора напряжённо всматривается в окно: по горизонту тянется бесконечный лес, мелькают русские деревушки, - несмотря на середину апреля, на полях почти везде лежит снег. Что и говорить, поездка чудесная! И туристы все, как на подбор: молодые, весёлые, полные энергии. Их возят по лучшим местам России и опекают на каждом шагу, заботливо устраняя все невзгоды и оберегая от непредвиденных встреч с местными жителями. Ох, уж эти местные жители, с ними частенько бывали связаны какие-нибудь странные, нежелательные происшествия. Нет, нет, советское турагентство просто не могло до этого допустить: - "кабы чего не вышло" снова!
Вот уже неделя, как Флора разъезжает по русской земле. Города, сёла, живописные речушки, озёра, опять деревни и эти бесконечные поля... Время у всех ограничено, поэтому "остановки допускаются по строго намеченному плану - только в тщательно избранных городах, и только в определённых гостиницах". Монотонность неумолимо-жёсткого порядка должна была неизбежно многим наскучить. В один прекрасный день громкие и свободолюбивые американцы изъявили желание непременно сделать остановку - ну, хоть где попало! ну, хоть прямо в поле! В самом деле, отчего бы не устроить пикник? Не беда, что нигде не видно специальных столов со скамейками: не все же ещё знакомы с благами цивилизации их великой западной державы! - добродушно решили неприхотливые сыны Соединённых Штатов. В разговор вмешались молчаливые и сдержанные англичане: идея пикника им также очень понравилась, - они были готовы, с превеликим удовольствием, расположиться хоть на пенёчке у обочины дороги, или даже прямо на траве - на своих аккуратных, уютных пледах! Канадцы разволновались так, как если бы бревенчатые избы и две-три фигуры людей, - там, вдали, на краю деревни возле леса, что уходит под самые тучи, - напомнили им что-то очень знакомое, родное; они уже начали было поднимать окна... Положение спасла девушка-гид. На прекрасном английском языке она вежливо и резонно объяснила туристам, что сейчас делать остановку ни в коем случае не рекомендуется т.к. через полчаса автобус должен прибыть в первоклассную гостиницу, где туристам будут предоставлены всевозможный комфорт и масса развлечений.
Однако, непредвиденная остановка всё же произошла. Это случилось дня через два, когда автобус направлялся к очередному городу-пристанищу. Дело было к вечеру, до города оставалось всего каких-нибудь километров сорок, когда "по техническим причинам" автобус встал. К шофёру сразу же подлетело полдюжины изнывающих от бездействия молодцов. При помощи знаков, с добродушными улыбками, они предложили свои услуги. Шофёр и проводница вежливо, но напряжённо-категорически отклонили какое-либо вмешательство со стороны туристов. Вместо этого они сразу же сообщили о происшествии куда-то по радио и вызвали из города скорую техническую помощь. Обескураженным филантропам ничего не оставалось, как покружив вокруг автобуса, возвращаться на свои места. Правда, подмога - целая команда, подоспела довольно быстро, но неполадки с автобусом оказались серьёзнее чем предполагали.
Пока засаленные механики утопали в недрах засаленных двигателей, от которых, как из преисподни, доносились рычанье, рёв и глухие удары металла, девушка-гид была вынуждена развлекать туристов. Ещё бы, развлекать их пришлось, и здорово: автобус, как назло, встал намертво в одном из живописнейших уголков России... Кто-то из туристов услыхал краем уха разговор команды и не замедлил сообщить об этом остальным: получалось, что они находятся где-то в районе северной Карелии, - великаны-ели, верхушки которых терялись в облаках, подходили с обеих сторон чуть ли не вплотную к дороге; густой частый лес в сумерках казался всем непроходимой стеной...
- Местность - дикая; её название вам, иностранцам, произнести трудно; кстати, координаты в этой глуши - между городов, для иностранцев не имеют никакого значения! Поэтому от автобуса - более чем на тридцать шагов, отходить воспрещается! - предупредила девушка-гид. Затем, чтобы рассеять смущение, рассказала туристам две-три легенды - поверья этих мест...
Холод крепчал. Сумерки сгущались. Когда группа изрядно проголодавшихся путешественников опять вернулась к автобусу, стало совсем темно. Механикам поневоле пришлось оставить работу. Тихо переговариваясь и время от времени вспоминая "мать", они в сердцах захлопнули капот и стали собирать инструменты. Только сейчас выяснилось, что, вместо двух-трёх часов, задержка предвидится до утра. Надо сказать, что многие туристы, вдохновившись предстоящей поездкой в Россию, выучили немало русских слов и обиходных фраз, и теперь с удовольствием прислушивались к русской речи. Им ужасно импонировало,
когда они вдруг узнавали знакомые слова:
- Только подумать, как эти люди тревожатся о своих матерях! Конечно же, их матерям нужно немедленно сообщить о задержке, чтобы они не волновались...! - сочувствовали они злополучным механикам и тут же обращались к Флоре с требованием немедленно всё это им перевести.
Но "голод - не тётка". Очень скоро среди туристов послышались сдержанные роптания, потом воцарилась напряжённая тишина. Флора, вечный оптимист, обычно никогда не унывала, но тут и она повесила голову. И вдруг откуда-то потянуло дымком: быть того не может! - запах настоящего шашлыка! Да нет же, это не показалось: действительно, невдалеке двое из спасательной техкоманды склонились и как бы шаманили над небольшим костром. В сторонке, на горячих углях находилась большая посудина с горой дымящегося мяса. Неподалёку от костра стоял походный столик, а на нём - как в русской сказке раскинулась, полная съедобных сюрпризов, "скатерть-самобранка". Самовар пыхтел настолько убедительно, что сейчас же примирил даже самых привередливых путешественников, - от одного его вида на продрогшей душе становилось теплее...
- За одну только кружку чаю - из настоящего русского самовара! - нам стоило застрять в дороге! Будет что вспоминать...
Девушка-гид силилась, но никак не могла перевести иностранцам выражение "скатерть-самобранка". Для этого надо было бы познакомить людей с русским фольклором, но ведь "соловья баснями не кормят" - и гостей пригласили к столу. А "басни" - лучше "в рукав", как "Василиса Премудрая", спрятать: в следующий раз пригодится! После первой же стопки водки среди иностранцев послышался смех и кашель:
- Ну, нет! - эту отраву могут пить только русские!
Вдруг, откуда-то послышались звуки баяна. Сначала, в угоду гостям, раздался какой-то джазик, но потом, тряхнув головой, баянист заиграл вальс. И оборвал. Кивнув своим, он притопнул сапогом и... грянул трепака: вот она, удаль наша! уж греться, так греться!
Как странно, что никому из иностранцев никогда в голову не приходило: русские всегда готовы к любой неожиданности...
- Вот так происшествие! У нас в свободном западном мире это называется "позитивное мышление", а у русских - "нет худа без добра", - удивлялись туристы, выделывая на манер русской пляски какие-то замысловатые кренделя.
Флора понимала славянские корни очень многих слов и только от смеха покатывалась. А народ ел, пил, плясал и пел... до глубокой ночи, веселясь "до обалдения". Флоре очень понравилось это новое, необычное для неё выражение, и она сейчас же его выучила.
А ночь - холодную, да с морозцем - надо было как-то коротать. Поэтому, когда все измученные весельем забрались, наконец, в автобус и устроились поуютнее, "Василиса Премудрая" тряхнула "рукавом" - и посыпались из него сказки да легенды, да сказания древних славян...
Сидя в своём углу возле окна, Флора слушала рассказчицу до тех пор, пока не начали слипаться глаза. А за окном, как назло, пошёл снег. Крупные, белые, кружевные хлопья медленно кружились, качаясь на ветру... Хлопья кружились в темноте, складывались на лету в причудливые формы, убаюкивали... Казалось, что за чёрным стеклом оживает какая-то необыкновенная сказка... Вдруг, Флора почувствовала, что она сейчас заснёт. Её отчаянная, славянская натура взяла, однако, своё: как это заснуть? - да ни за что! - нужно встряхнуться, - скорее на свежий воздух...!
Не долго думая, Флора встала, натянула на себя толстую куртку и, выдумав девушке-гиду какой-то предлог, вышла из автобуса. Ей захотелось уйти куда-нибудь подальше - прочь от этой, успевшей надоесть, шумной толпы. Захотелось остаться одной со своими мыслями. Ну, просто погулять, побродить немного в темноте, подставляя лицо - вот так! - пушистым, белым хлопьям. Флора вздрогнула и поёжилась, её обдало не по-апрельски морозным воздухом. Хорошо, что укуталась во что-то толстое. От её дыхания шёл пар, под ногами поскрипывал снег. Пришлось плотно запахнуть куртку. Подняв лицо навстречу снежным хлопьям, Флора сделала ещё несколько шагов вперёд. Она не видела, что в ту самую минуту, когда она вышла из автобуса и неспеша побрела в сторону леса, от автобуса отделилась тень и, никем незамеченная, неслышно направилась вслед за ней...
Флора всё шла и шла. Медленно, упиваясь неожиданной свободой. Если бы её в тот момент спросили, о чём она думает, - она едва ли смогла бы ответить. Её просто заливала радость - радость двадцати-пятилетнего бытия и этого черно-синего простора, где, казалось, не было никого кроме неё, да морозного воздуха, от которого начинало покалывать в носу, да ещё - русского снега, что начинал под ногами всё крепче поскрипывать. Темнота вокруг невероятная: куда-то подевалась луна, даже последние две-три звезды - и те успели исчезнуть за тучами! Несмотря на это Флора шла уверенно; она в темноте хорошо видела, вот и сейчас её глаза быстро освоились. Да разве при таком снеге можно не видеть? - она уже давно различает силуэты деревьев, ей даже видны собственные следы на подтаявшем за день и схваченном морозом снегу! А автобус - да вот же его огни... От лёгкого ветерка, где-то высоко в деревьях, пронёсся тонкий, едва уловимый, звон. Флора увидела, что подошла к краю леса. Каждая ель, каждая ветка, каждый куст вокруг неё - потрескивали. Она пришла в неописуемый восторг и... пошла прямо на этот звук. Ей казалось, что всё вокруг - звенело, пело. Неужели это только показалось? Пожалуй, нет: когда человеку двадцать пять лет, всё это происходит на самом деле! Тогда, даже время замедляет свой ход...
Было невыносимо жаль отрываться от неземной красоты, но земной рассудок стал напоминать Флоре, что ей следует вернуться к автобусу. Она оглянулась в последний раз и, глубоко вдохнув в себя волшебные остатки сказочной ночи, двинулась обратно. Снег пошёл вовсю, сгустившаяся чернота как-будто залила землю. Впрочем, это нисколько не смущало - ведь автобус где-то недалеко. Поднявшийся ветер пробрал её до костей и заставил слегка прибавить шагу. Что за вздор: описав круг, Флора вернулась на ту же самую лужайку - к той же самой ели! Неужели она чересчур понадеялась на своё ночное зрение? Хотя, при чём тут зрение, когда ветер залепил снегом глаза? Экая досада, теперь даже и следов не видно: их занесло! Ругая себя почём зря, Флора двинулась в противоположную сторону - туда, где, как ей казалось, должна быть дорога, но вскоре обнаружила, что заблудилась. Тогда она пошла наугад - краем леса: где-то здесь она всё равно выйдет к дороге...
Прошло не так уж много времени, но Флоре оно показалось вечностью. Настроение испорчено, - от холода, и ещё от чего-то, ноги перестают слушаться. Никакого звона в лесу теперь нет и в помине, - противный колючий снег, вместо волшебных видений, вызывает в содрогание и озноб. Флора упорно идёт. Напрягая зрение, всматривается в кромешную тьму, которая начинает порядком раздражать.
И вдруг ей стало страшно: почудилось, что в темноте - среди деревьев - кто-то есть! Флора застыла на месте, боясь пошевелиться. Потом присмотрелась и глазам своим не поверила: быть того не может! - не более чем в тридцати шагах от неё стоит, зевая и лениво почёсываясь, грузный, лохматый медведь... Надо было что-то предпринимать, куда-то бежать! Но Флора не может вырваться из оцепенения. Медведь, однако, не обращает на неё никакого внимания, или же просто её не видит. Некоторое время он к чему-то прислушивается, потом понюхал воздух, с сопением зевнул и... опять почесался. Ему нет никакого дела до ночных похождений затерявшихся в лесу, туристов! Опустившись на передние лапы и тяжело переваливаясь, Топтыгин заковылял в глубь леса - от греха подальше...
Флора, с облегчением, перевела дыхание. Но, в следующую же секунду её снова обуял ужас, только в этот раз - какой-то новый, парализующий всё тело. Всеми фибрами души Флора явственно почувствовала, что за её спиной было что-то очень страшное - намного страшнее медведя. Как молния, промелькнули в её голове рассказы отца, слышанные в далёком детстве: в их родной Югославии бывали волки! Флора не хотела, не смела, обернуться. Да и незачем ей было видеть то, что она знала своим шестым чувством: инстинкт говорил, что сзади сама смерть... Но вот, тот самый ужас, что сначала парализовал, теперь вывел её из оцепенения. Словно какая-то неведомая сила рванула её вперёд: скорее! к любому дереву! любой ценой наверх! Хотя знала, что вскарабкаться не сможет. Сделав несколько шагов, у Флоры подкосились ноги. И она, в отчаянии, опустилась на снег, закрыв обеими руками голову. Почти одновременно, разорвав ночную тишину, грянул оглушительный выстрел.
Из обморочного состояния её вывел чей-то грубый, резкий окрик. Не понимая где она и что с ней, Флора медленно подняла голову. Человек в шинели, с винтовкой, подошёл и, взволнованно жестикулируя, начал говорить ей что-то очень резкое. Почти кричал. Неподалёку на снегу лежал убитый волк, - из его горла текла блестящая чёрная струйка, расплываясь на снегу большим тёмным пятном. Флора попробовала встать, но её ноги не держали. Если бы охранник не подхватил под руку, она бы упала - так она дрожала.
«Этот человек спас мне жизнь! Надо его поблагодарить», - но в панике Флора не могла вспомнить ни одного русского слова.
Охранник продолжал кричать, всё время почему-то упоминая "мать". Флора ничего не могла понять, но догадалась, что он на неё за что-то сердится. Однако, для чего он так долго кричит? Любопытно, за кого её принял?
- Моя мать - сэрбски! Я - югослав! Туриста з Нью Зиланд! - ткнула она себя в грудь.
Охранник остолбенел, - на какую-то минуту он, казалось, потерял дар речи. Потом вдруг громко расхохотался. Наконец он действительно поверил, что она - одна из туристок, а не то, что ему вначале показалось. Он сразу сменил тон. Но Флора ничего не могла понять, - она всё ещё дрожала, хотя её страх уже начал уступать раздражению. Она опять ткнула себя в грудь и тоже крикнула:
- Я - югослав! Туриста з Нью Зиланд! Я - югослав! Сэрбски! Сэрбски... понымайт?!
Решив, что он ничего "нэ понымайт", она перешла на английский...
Оказалось, что охранник немного владел английским, поэтому стало возможно хоть как-то переговариваться. Он объяснил, что она, не подозревая, отправилась разгуливать в "запретную зону"; что она нечаянно вышла на другую сторону дороги - и заблудилась; что она должна благодарить судьбу за то, что он проявил "бдительность" и отправился вслед за ней, а не то - не быть бы ей сейчас живой!
Они пошли прочь из леса. Флора едва переставляла ноги. Охранник с винтовкой шёл рядом, придерживая дрожащую Флору под руку. Так, для порядка, "чтобы опять не заблудилась в запретной зоне".
- Где мы находимся? - спросила Флора.
- В "дремучем лесу"! - отшутился охранник. Координатов однако не сказал.
- Как вас зовут?
- Для вас - "Иван-Царевич"! - усмехнулся он. - Слыхали о таком? Слыхали о русском фолклоре - "как Иван-Царевич птицу-жар поймал"...? - И добавил, уже от себя: - "как в лесу от волка он её спасал..."
- Вы, наверное, кагебешник? - усмехнулась в свою очередь Флора, но в душе отметила, что красив этот кагебешник "до обалдения"...
- В дисциплинарном порядке, за такую прогулку вас следовало бы...
У Флоры подкосились ноги:
- Что же теперь со мной будет? - она в ужасе смотрела на охранника; в том, что он именно "кагебешник", не было никаких сомнений! - Вы наверняка сообщите об этом происшествии...
- Ну, это дело можно было бы прикрыть... - не давая Флоре опомниться, кагебешник притянул её в свои стальные объятия - и вдруг крепко поцеловал.
После ужаса, который пришлось только что пережить в ночном лесу, этот неожиданный поцелуй показался продолжением прерванной сказки. У Флоры захватило дух, голова пошла кругом. На какую-то секунду показалось, что опять зазвенели на ветру сосульки. Но нет, вовсе не показалось, это действительно запел лес - закружился в снежном вихре! Где-то близко, совсем близко, блестели "обалденно-красивые" глаза кагебешника. «Может, он и в самом деле "Иван-Царевич"? Однако, в следующую же минуту, Флора опомнилась и решила, что дерзкого охранника не мешает проучить:
- Мэнэ мать-югославка воспитывала! Кто вам позволил без разрешения...
Но охранник молчал и, казалось, её не слушал. Не выпуская Флору из объятий, невозмутимо, с нескрываемым любопытством её рассматривал. Потом слегка наклонился и, смеясь, начал сдувать с её бровей и волос снежинки. Флора окончательно рассердилась, изловчилась - и в ярости начала колотить охранника в грудь. Её маленькие кулачки ударялись точно о каменную стену. Она бы и дальше колотила, если бы её губы не обжёг новый поцелуй; если бы этот поцелуй не захлестнул её огнём - да таким, от которого мог растаять и потечь весенними ручьями снег вокруг; если бы голова опять не пошла кругом...
Вдруг, совершенно неожиданно, охранник её отпустил. Флора была потрясена. И разочарована: зачем нужно было этой сказке кончаться! - думала она в бессильной, до боли, ярости. Они снова пошли в сторону автобуса. Охранник - на шаг позади неё. Больше они не разговаривали.
Наконец показался тусклый свет нижних фар автобуса. Охранник помог Флоре вскарабкаться на высокую ступеньку:
- Больше не отлучаться! - бросил он сурово, и исчез в темноте.
Усевшись в полумраке автобуса в своём углу, Флору затрясло, как в лихорадке. Стоило закрыть глаза, как она тотчас слышала звенящие от ветерка ели. И снова вставали перед ней в искрящейся от снега ночи сонный медведь, убитый волк и неожиданно спасший её - охранник с винтовкой...
- Кто он, этот охранник? - с досадой простонала она вполголоса так, что вздрогнул и обернулся её сосед-американец. - Да он же, наверняка, кагебешник! Значит, скажет своим о том, что случилось, и, конечно о поцелуе! - у них ведь всё положено докладывать! Тогда нам обоим будет неприятность.
Флора бредила кагебешником до рассвета. Собственно говоря, она им бредила до самого конца путешествия. На яву же, она увидела его ещё раза два, или три, - перед самым отъездом, да и то мельком. Первый раз - это было, когда кагебешник случайно проходил мимо неё. Незаметно для остальных, усмехнулся и едва-слышно проговорил:
- Мать-югославка... Чего ещё?
И в другой раз - опять же, проходя мимо, но не глядя на неё, пробормотал с усмешкой:
- Мать..?
Был, кажется, ещё один раз, но тогда он ей просто издали кивнул.
С тех пор прошло 25 лет. Только недавно Флора решила поделиться, рассказать об этом происшествии. Прежде - боялась подвести кагебешника. И ещё, - было бы обидно, если бы ей просто не поверили. Но, каждый раз, вспоминая ту далёкую поездку по России, ей кажется, что она снова снежной ночью в лесу, одна. И опять ей слышится тихое, лёгкое потрескивание - перезвон еловых веток на морозе; снова мерещатся сонный медведь, и тот ужас - при виде убитого волка на снегу... Опять вспоминается "обалденно-красивый' охранник и его невероятный поцелуй.
Тамара Малеевская. 2001.
Опубликовано в журнале «Жемчужина» № 6 2001 г.;
в сборнике «Страна отцов» 2004 г.: Брисбен.